Юрий Поляков написал книгу о радостях советского детства
В конце августа будет опубликован сборник Юрия Полякова, классика отечественной литературы, который жив и по сей день. ‘Совдепия. книга о светлом прошлом’ — так будет называться роман, отрывки из которого публикует сегодня ‘МК’, пользуясь давней дружбой с автором.
В своем предисловии Юрий Михайлович признает, что Языки далекого, потерянного мира, навсегда исчезнувшего вместе с Советским Союзом — страной, которая, устремляясь в будущее, полюбилась ему аббревиатурами скорости: «ликбез», «колхоз», «комсомол», «спортзал», «совспартактив», «детсад», «совдеп»… «…
Действие книги происходит в августе 1968 года, а главным героем является 13-летний мальчик Юра Полков.
…Вдоль забора холодильного склада, от ворот до перекрестка, высокие кучи «бетонных изделий» занимают весь тротуар. Давным-давно, когда я учился в первом классе, их перевозили на грузовиках и прицепах, подвешенных под действием силы тяжести, а разгружали с помощью передвижных кранов. Плиты были разных форм и размеров: длинные, короткие, узкие, широкие, некоторые были похожи на огромные серые кубы с углублением посередине, где скапливалась дождевая вода, не высыхая полностью, и головастики со временем начинали расти. . Когда мы с Лидией вернулись из магазина, тарелки были выгружены.
-возмутительно! — Она взорвалась в отчаянии и повернулась к человеку в шляпе, который управлял краном.
— ‘Badass! Май на! Давай, ложись медленно!
Машинист, переместившись со своего обычного места в маленькой кабине, ловко дергал рычаг для управления стрелой и стальным тросом. Двое других рабочих, «чалчики», вставляли крюки в металлические петли, вбитые в бетон.
— Что здесь происходит?» — подойдя к ней, сурово спросила Линда.
— Мы собираемся убрать бетон. Но это не твоя работа, мисси! Ты везде ходишь! Здесь опасно, особенно для детей. Семеныч, иди погуляй, я же говорю, странно!
— Я рада, что вы обратили внимание на детей. Кто разрешил вам сваливать строительные материалы рядом с детской площадкой? -Он указал на нашу площадь.
— Это не твое дело! Уол!
— Позвоните в региональный комитет, строительные службы…
— Звоните куда хотите! Ложись!
— Остановись! -Лицо главного дяди стало подозрительным. -Семеныч, сделай перерыв. Ребята, курите! -он вежливо обратился к Лиде. -Граждане, я объяснил вам: мы спасаем временно. Пятница. В понедельник они перевезут железобетон на заводскую площадку. Там строится новая лаборатория. Национальное правительство!
— Вторник — крайний срок.
-Даете ли вы твердые обещания?
— Вы ругаетесь?
-Вы лучше дайте мне честное слово с вечеринки!
-Слово «запятая»! О, Боже мой!
— Если хоть один ребенок выпадет из Вавилона до понедельника, я обращусь в суд!
— Не волнуйтесь! У нас будет дежурить охранник.
-Ну, посмотрите на меня!
Взрослые так хорошо умеют лгать, что дети по сравнению с ними оказались не более чем правдой в шортах. Прошло шесть лет, а плиты все еще стоят, пыльные, темные и местами покрытые зеленым мхом. Дети падали с них. Например, Колька Виноградов сломал руку и месяц ходил в гипсе. Линда сделала несколько звонков в областной комитет, и Василий Петрович объяснил, что американские военные решили захватить Остров Свободы и что Советский Союз поддержал кубинскую революцию оружием и продовольствием. Пришлось отложить промышленные программы, в том числе строительство новых зданий на Хладокомбинате. Конечно, это временное явление, и нет необходимости снова завозить стройматериалы на бетонный завод в Бабушкине, чтобы убедиться, что все задуманное произойдет. Мы должны просто ждать и верить в победу передового человечества над агрессивными кругами США …
-Да, с точки зрения национальных интересов Василий Петрович, конечно, прав…». Линда вздохнула и рассказала все это отцу за ужином.
— Хаос! -пробормотал в ответ Тимофейка. -Куба здесь ни при чем, демагог!
— Кубинский кризис… Мать смущенно сказала. — Мы должны помочь!
— Идите к черту с сахаром!
— Дело не в сахаре!
Что касается острова Свободы, то отец всегда ворчлив и мрачен и не разделяет энтузиазма по поводу храбрых барбудцев и их победы в заливе Свиней. На самом деле, как опытного электрика, его отправили в командировку на Кубу на год, где ему должны были платить песо, а вторая зарплата в рублях шла прямо на его сберегательную книжку. Они с Лидией уже ходили по магазинам, искали стиральную машину, шубу из безе и тренч с поясом. По партийной линии часто ссылались на Timofeits и словесно намекали, что напитками нельзя злоупотреблять. Однако мой отец опасался медицинской комиссии. Это было связано с тем, что на Кубе тропический климат, а у него самого высокое кровяное давление. В течение двух недель он не доставал из погреба свою флягу, вместо чая заквашивал грудное молоко и делал по радио утреннюю зарядку, которая всегда заканчивалась одними и теми же словами.
В результате он был признан годным по медицинским показаниям, чтобы помочь кубинским революционерам организовать электроснабжение. Он купил большой чемодан для покупок и подарков и соломенную шляпу для защиты от солнца. Иван Васильевич подарил отцу летний костюм из тонкой довоенной ткани с интересным названием «кесуча». Мне обещали настоящий кокос, огромный плод с литром молока внутри. Но Линде было грустно. Потому что ее подруга на кухне объяснила ей, что темнокожие кубинские женщины настолько красивы и немногословны, что редко проходят мимо белых мужчин и волочатся за кудрявыми, как актер Ларионов. К их сахарному тростнику.
-А куда смотрит партийный комитет? — Мать была в замешательстве и чуть не плакала.
— Партия не вмешивается в их личную жизнь. Это региональная проблема, пояснила главный инженер Галина Терентьевна. Его брат уехал на Кубу. — Там жарко. Это ром. Там мораль свободна.
— Остров свободы! -Старуха Комкова засмеялась.
— «Это очень странно…» Линда хныкала.
— Это не странно. У самого Фиделя три жены. Гарем. А у Че Гевары семь вдов.
— ‘Тетя Галлия, что такое гарем? -спросила я, подсаживаясь к странному собеседнику, ожидая в чайнике свой первый испеченный чизкейк.
-Сераль — это то же самое, не так ли, Юрочка?» — усмехается она, образованная женщина.
Я не мог уснуть всю ночь, так как мой отец всю ночь говорил Линде «честное партийное слово» о том, что нельзя приближаться к темным кубинцам.
Вечеринка состоялась за два дня до ее отъезда. Пришел даже Иван Васильевич, седовласый, но ухоженный брат моего деда Ильи, который пропал без вести в начале войны. Уходя, он показал «молодому человеку», как он пил в таверне, поцеловав дно своей пустой рюмки. Этот метод очень ценили Тимофеевич, Башашкин и даже его дедушка Жоржик. До поздней ночи звенели бокалы, хлопали донышки и допивали весь алкоголь, настоянный на лимонной цедре.
Потом семья соревновалась друг с другом и советовала моему отцу, как вести себя в тропиках: не ходить под пальмами, потому что кокосы могут упасть тебе на голову, не обращать внимания на обезьян, потому что они кусаются, и сделать 100 прививок от бешенства. Сигары в Гаване следует курить с легкостью. Ром следует разбавлять лимонадом, но только немного. Он что-то объяснял про кубинцев, но я не слышала, потому что он давал советы шепотом, а мужчина так смеялся, что стекло дребезжало на подоконнике. Вашашкин попросил принести в подарок бутылку рома Legendario, дедушка Джорджик — настоящую гаванскую сигару, Иван Васильевич — тропическую раковину с шумом моря…
На следующее утро у Тимофеича разболелась голова, и его срочно вызвали на дополнительное медицинское обследование. Линда пошла со своим отцом. ‘Он немного пошатывался и пошатывался, потому что он немного пошатывался со вчерашнего дня, — сказала она. Он поцеловал ее в ягодицы 20 раз.
Врач измерил ему кровяное давление и вскочил на стул.
— 180 на 110, у вас действительно высокое кровяное давление! Какой тропический регион? Вы там и недели не протянете! Ты умрешь. Возмутительно! Я категорически запрещаю это делать! Умеренный и сдержанный во всем. Позаботься об этом, дорогая, — попросил он Линду. — ‘Разве ты не хочешь стать молодой, веселой вдовой?
Отец пришел домой разочарованный и долго сидел за столом, положив свою кудрявую голову на руки. Он решительно отказался от стакана лимонада, который щедро предложила ему Линда, как и от пасти его чемодана и сумки, которая вдруг пришла в ярость и разорвала в клочья его новую соломенную шляпу, но его счастливая, сияющая мама не захотела ничего подобного. В итоге Башашкин остался без рома «Легендарио», дед Георгий — без гаванских сигар, Иван Васильевич — без морской раковины, а я — без кокоса. Мой отец ненавидел кубинскую революцию, а Фиделя Кастро лично он ненавидел всегда.
